Неточные совпадения
Матушка с тоской смотрит на графинчик и говорит
себе: «Целый стакан давеча
влили, а он уж почти все слопал!» И, воспользовавшись минутой, когда Стриженый отвернул лицо
в сторону, отодвигает графинчик подальше. Жених, впрочем, замечает этот маневр, но на этот раз, к удовольствию матушки, не настаивает.
— Слушаю-с, — отвечал тот и только что еще вышел из гостиной, как сейчас же, залпом, довольно горячий пунш
влил себе в горло, но этот прием, должно быть, его сильно озадачил, потому что, не дойдя до кухни, он остановился
в углу
в коридоре и несколько минут стоял, понурив голову, и только все плевал по сторонам.
Никому не приходило на мысль, что ненавистник заключает
в себе неистощимый источник всевозможных раздоров, смут и переполохов, что речи его
вливают яд
в сердца, посрамляют общественную совесть и вообще наносят невознаградимый вред тем самым основам, на защиту которых они произносятся.
—
В том суть-с, что наша интеллигенция не имеет ничего общего с народом, что она жила и живет изолированно от народа, питаясь иностранными образцами и проводя
в жизнь чуждые народу идеи и представления; одним словом,
вливая отраву и разложение
в наш свежий и непочатый организм. Спрашивается: на каком же основании и по какому праву эта лишенная почвы интеллигенция приняла на
себя не принадлежащую ей роль руководительницы?
Если, говорю, я оставляю умирающего отца, так это нелегко мне сделать, и вы, вместо того чтоб меня хоть сколько-нибудь поддержать и утешить
в моем ужасном положении, вы
вливаете еще мне яду
в сердце и хотите поселить недоверие к человеку, для которого я всем жертвую!» И сама, знаешь, горько-горько заплакала; но он и тут меня не пожалел, а пошел к отцу и такую штучку подвел, что если я хочу ехать, так чтоб его с
собой взяла, заступником моим против тебя.
Один седой жилец не допил своего кубка, — боярин принудил его самого вылить
себе остаток меда на голову; боярскому сыну, который отказался выпить кружку наливки, велел насильно
влить в рот большой стакан полынной водки и хохотал во все горло, когда несчастный гость, задыхаясь и почти без чувств, повалился на пол.
Стоит Нунча на солнце, зажигая веселые мысли и желание нравиться ей, — пред красивой женщиной стыдно быть незаметным человеком и всегда хочется прыгнуть выше самого
себя. Много доброго сделано было Нунчей, много сил разбудила она и
влила в жизнь. Хорошее всегда зажигает желание лучшего.
В эту повесть и особенно
в «Катехизис» Далматов
влил себя, написав: «Уважай труды других, и тебя будут уважать»; «Будучи сытым, не проходи равнодушно мимо голодного»; «Не сокращай жизни ближнего твоего ненавистью, завистью, обидами и предательством»; «Облегчай путь начинающим работникам сцены, если они стоят того»; «Актер, получающий жалованье и недобросовестно относящийся к делу, — тунеядец и вор»; «Антрепренер, не уплативший жалованья, — грабитель».
Перед тем как войти Суламифи
в бассейн, молодые прислужницы
влили в него ароматные составы, и вода от них побелела, поголубела и заиграла переливами молочного опала. С восхищением глядели рабыни, раздевавшие Суламифь, на ее тело и, когда раздели, подвели ее к зеркалу. Ни одного недостатка не было
в ее прекрасном теле, озолоченном, как смуглый зрелый плод, золотым пухом нежных волос. Она же, глядя на
себя нагую
в зеркало, краснела и думала...
На море
в нем всегда поднималось широкое, теплое чувство, — охватывая всю его душу, оно немного очищало ее от житейской скверны. Он ценил это и любил видеть
себя лучшим тут, среди воды и воздуха, где думы о жизни и сама жизнь всегда теряют — первые — остроту, вторая — цену. По ночам над морем плавно носится мягкий шум его сонного дыхания, этот необъятный звук
вливает в душу человека спокойствие и, ласково укрощая ее злые порывы, родит
в ней могучие мечты…
— Пьешь и никакой веселости, — сказал Фролов. — Чем больше
в себя вливаю, тем становлюсь трезвее. Другие веселеют от водки, а у меня злоба, противные мысли, бессонница. Отчего это, брат, люди, кроме пьянства и беспутства, не придумают другого какого-нибудь удовольствия? Противно ведь!
В Юрьевом Новгородском монастыре, золоченые главы которого и до сих пор блестят на солнце, пленяя взор путешественника и
вливая в его душу чувство благоговения, среди уцелевшей братии появился новый, строгий к
себе послушник, принявший обет молчания. Слава о его святой жизни скоро разнеслась
в народе, сотнями стекавшемся посмотреть на «молчальника».
Но странное дело: чем усиленнее капитан доказывал, чем чаще
вливал он
в себя аргумент из графина, тем сомнительнее становилась истина.